Состояние аффекта (4.5.) И эпилог.
Oct. 27th, 2008 01:53 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
ar14Часть четвертая, в которой рассказывается о том, как тяжело находить союзников, и
часть пятая (последняя). Которая написана для того, чтобы как-то оправдать название рассказа.
Когда на следующее утро я приехал к посольству, главные персонажи были уже на месте. До открытия оставалось еще более двух часов, но конкуренты не доверяли друг другу, поэтому не рискнули опоздать к утренней поверке. Увидев меня, «акопяны» осторожно кивнули, а вот Паниковский повел себя совсем по-другому:
- Вот этот уголовник! - заорал он, указывая на меня пальцем, - Вот этот бандит!
Несколько десятков пар глаз одновременно посмотрели на меня.
Возможно, в другой раз мне бы от такого внимания стало не по себе, но в данном случае Паниковский работал согласно плану, даже не подозревая об этом.
- Рот закрой, - вежливо сказал я, даже не глядя в его сторону.
Оставалось выяснить, кто же здесь Оболенский...
................
Народу становилось все больше. Вот появился и мой вчерашний осведомитель, скромно поздоровался, но не подошел.
Я толкался в самой середине, сея смуту и раздор, подначивая Паниковского и раздражая «акопянов». Новоприбывшие уже подходили записываться не только к ним, но и ко мне. Да, я действительно завел еще один список, разве мне жалко?
На самом деле, этим списком я преследовал совсем другую цель. Нужно было как-то выйти на того самого Оболенского, другими словами, вызвать огонь на себя.
Долго ждать не пришлось.
- Эй, ты! – услышал я голос за спиной.
В следующую секунду кто-то положил мне руку на плечо. Я чуть не присел, ощущение было такое, как будто на плечо мне положили бревно или рельсу.
Развернувшись, я ожидал увидеть лицо этого человека, но перед моими глазами оказалась только пуговица от дубленки, размером с чайное блюдце. Значит само лицо, если исходить из нормальной человеческой пропорции, должно было находится на сантиметров тридцать выше.
Я посмотрел вверх, но лица так и не увидел. Его скрывал, во всех отношениях, выдающийся подбородок, и чтобы рассмотреть подошедшего, нужно было сделать, как минимум, два шага назад.
Зато хорошо рассмотрел руку, лежащую у меня на плече.
«Если эту лапу сжать в кулак, - подумал я, - То, по размеру, он будет примерно, как у меня голова. И, кстати, по волосатости, тоже…»
Отойдя не на два, а на четыре шага, я наконец-то рассмотрел его внимательней.
Ничего не было удивительного, что Оболенский (а это был именно он) навел здесь порядок. Также стало понятно, почему другие испытывали перед ним страх. Я уже тоже был в их числе. Передо мной стоял огромный двухметровый мужик, красномордый волосатый. В светлой дубленке и норковой шапке под цвет лица, он выглядел как Йетти, который непонятно как пробрался из Тибета в Украину, и теперь пытавшийся уехать в Германию по еврейским документам.
- Эй! Это ты начал здесь новые списки? – рыкнул он угрожающе.
Народ расступился и затих.
- Давай, может, отойдем, - сказал я и прикусил язык.
Вопрос прозвучал двусмысленно, и Оболенский понял его не совсем верно. Он посмотрел на меня, как кавказская овчарка на пинчера, ухмыльнулся и сказал:
- Ну, давай отойдем, если ты так хочешь, - и первым побрел от вагончика в направлении какой-то стройки.
А я поплелся за ним, чувствуя на своей спине взгляды, в которых было что угодно, но только не сочувствие.
...............
Лучшая защита – это нападение, и данное правило работает не только на футбольном поле, но и в жизни.
Прежде всего, соперника нужно удивить или, в крайнем случае, заболтать.
Когда мы отошли метров на двадцать, я его спросил:
- Ты и есть тот самый Оболенский? – и, не дожидаясь ответа, выпалил, - У меня есть план, как избежать бардака. Ты же тоже хочешь сегодня уже покончить со всем этим?
Вопрос был, конечно, риторическим, поэтому я продолжил:
- Первым пунктом, нужно уменьшить количество списков. Идеальный вариант – один общий список, с которым все присутствующие будут согласны...
- Подожди, - перебил он меня, - А ты кто такой?
Тон Оболенского уже не был таким угрожающим, как в момент знакомства, поэтому я ответил довольно нагло:
- Какая разница, кто я такой. Главное, что у нас одинаковые цели, попасть вовнутрь, сдать эти чертовые документы и уехать домой. И чтоб "никакая сука" нам в этом не помешала!
Это был очень неплохой ход. Во-первых, напомнить о «суке», а во-вторых, говоря «нам» - я как бы делал нас уже единомышленниками.
Именно слово «сука» было решающим.
......
-Значит, без бардака? Ну и как ты себе это представляешь? – спросил он меня с интересом.
- Прежде всего, объединим все списки в один. Ума не приложу, почему вы до сих пор этого не сделали. А потом...
- А какого же хрена ты тогда еще один начал? – перебил он меня и посмотрел с недоверием.
- Понимаешь, три списка или четыре – тут уже без разницы. Даже двух достаточно, чтоб начался бардак. Подумай сам, все эти люди записались у тебя, у меня, у тех двоих, причем примерно под одинаковым номером. Вот скажи, какая разница – или ты сто первый, или сто тринадцатый? Почти никакой, ведь верно? Проблема только в предводителях, и тех, кто в первой десятке, так?
Оболенский слушал, не перебивая, и я продолжил:
- Если все нормально, то пропускают человек двадцать-тридцать. А значит пройдешь и ты и другие. И я, конечно. Может быть, не в первой пятерке, а во второй или третьей, но пройдем все! А это главное, понимаешь? И никакого бардака!
Оболенский молчал, что-то обдумывая. Наверное, свое собственное место в общем списке.
Было заметно, что он уже почти согласился, поэтому я решил описать ему свой план детально:
- Поверь, это сработает! А мне в списке надо всего лишь два места. Точнее три... – я сделал небольшую паузу и добавил скороговоркой, - Причем, два можно даже во второй десятке, а одно - обязательно в первой пятерке. Это важно!
- Чего? Не понял? – насторожился Оболенский
- Объясняю, - продолжил я спокойно, - Во-первых, для меня...
- В первой пятерке, да? – перебил он и его тон опять стал ехидно-угрожающим.
- Нет, я как раз могу и во второй десятке, - осадил я его. Второе место для Гриши. Вон он стоит.
- А этого, с какой стати? – удивился мой новый потенциальный союзник.
- Понимаешь, у него пять дочерей.
- Ну, и?
- Вот именно, и!... И все не его! – добавил я, тоном Григория, - Понимаешь?
- Аааааа, понимаю... - протянул он, хотя было видно, что причем тут эти самые дочки ему совершенно не понятно.
- А третье место - для той женщины, из-за которой вчера прекратили прием. Причем в первой пятерке.
- Чего?! – взревел Оболенский, - Ты шо! Для этой суки! Да я ее!.. Пусть только придет!.. Да я ее!.. Да она!..
- Ну да, ну да, – перебил я его. Придет, конечно, куда же она еще денется. И ты ее... При всех... Может быть.... Показательная казнь. Под аплодисменты толпы и вой милицейской сирены. Вот, только приема снова не будет, из-за бардака. Ты этого хочешь?
Оболенский замолчал. Было заметно, что до него стал постепенно доходить мой план.
Я посмотрел в сторону посольства. Народ все пребывал, а Паниковский и «акопяны» с подозрением наблюдали за нами, стоя недалеко от вагончика.
................
- А ты хитрый! – наконец-то прозрел Оболенский и дружески хлопнул меня по плечу. – Сразу видно – еврей!
- А вот по тебе хрен заметно, - ответил я, потирая ушибленное им место.
- Я чистокровный! Не веришь? – взревел он.
- Какая разница, верю я или нет, -сказал я, продолжая массировать плечо, - Главное, чтоб тебе посол поверил.
- Поверит, а если нет, то я ему это еще и покажу, - заржал он.
- Ладно, мало времени. – ответил я сухо. - Давай, лучше, зови «акопянов» и этого, в шарфе.
- Кого звать? – удивился Оболенский.
- Ну, винницких этих! В кожанках, кого еще!
- Как ты сказал? Акопяны? А ведь похожи, точно! – снова засмеялся Оболенский и пошел за руководителей конкурирующих группировок.
........................
Я вкратце объяснил им свой план.
Акопяны не возражали, а Паниковский все же поинтересовался, кто в этом списке будет первым.
- Первым запишем Вас! – ответил я ему вежливо, и даже перейдя на Вы.
Никто не возражал. Остальным сторонам было и без слов понятно, что нужно любой ценой избегать новых очагов напряженности, а любые волнения давить в зародыше.
Гордый, как индюк и сияющий, как самовар Паниковский с любовь посмотрел на меня. Мне даже показалось, что у старика возникло спонтанное желание погладить меня по голове. Но он, к счастью, сдержался. После разговора с Оболенским нервы были настолько напряжены, что достаточно было любой мелочи, и я бы сорвался.
Откуда-то возник чистый лист бумаг и химический карандаш. Заговорщики достали уже существующие списки и стали писать новый, единственно-верный.
.................
Акопяны довольствовались номером шесть. Оболенский стал девятым, я десятым, а Гриша восемнадцатым или девятнадцатым.
Под четвертым номером стоял прочерк. Оболенский сначала хотел туда вписать «сука», но я возразил. Дама уже один раз показала свою неадекватность, поэтому никакого необоснованного риска. Ни-ка-ко-го!
Время от времени к нам подходили люди, узнать какой у них теперь номер. На удивление, никто особо не возражал. Может еще и по тому, что за связи с общественностью отвечал лично сам Оболенский...
Через полчаса список был готов, всего около двухсот имен.
- А шуму-то было, как будто здесь не двести человек, а две тысячи, - подал голос старший из «акопянов».
А я вспомнил, что Паниковский предложил мне быть двести двадцать девятым...
Дело в том, что люди, выросшие в очередях за всем, что у них было в жизни, записывались в списки по многу раз.
"Зачем же?" - спросите Вы. А я вам отвечу: 1. А вдруг первый листок потеряется?; 2. А вдруг начнут принимать с конца? 3. Или с сотого номера? 4. А так, на всякий случай. 5. Не помешает...
Как тот пассажир в трамвае, из анекдота, который закомпостировал второй билетик, если вдруг потеряет первый. А если потеряет оба, то у него еще и проездной имеется...
.....
- Ну а теперь на позиции, - сказал я.
- Не понял, на какие позиции? - спросил Оболенский.
- А что не понятного? Это сейчас здесь спокойно. Только, мне кажется, что за десять минут до приема все изменится. Или ты думаешь, что «сука» - это животное редкое? Свято место пусто не бывает, надо держать подступы к вагончику, пока народ не ломанулся.
-Вот жеж, хитрый какой! - восхитился Оболенский и дружески хлопнул меня по второму плечу.
А я подумал, хорошо, что на мне надет пуховик, который хоть как-то смягчает удары...
У самого входа встал Оболенский. Я занял позицию слева от него, рядом со мной расположились «акопяны». Справа от Оболенского еще несколько мужиков из первой двадцатки.
Списки поручили Паниковскому, а самого Паниковского Грише, а то, не дай бог, вредный старик в решающий момент запаникует и все испортит.
Надо заметить, что моего «приятеля» Гришу как будто подменили. Он единственный понимал все с полуслова и совсем не был похож на вчерашнего зашибленного сумасшедшего.
........
Часть пятая (последняя). Которая написана для того, чтобы как-то оправдать название рассказа.
Первые волнения начались, когда появилась виновница вчерашних беспорядков.
По рассказам очевидцев я представлял ее себе совсем другой, толстой крикливой бабой, похожей на одну тетку, торговавшую селедкой у нас на колхозном рынке.
Я, признаться, даже удивился. Неужели именно эта маленькая еще довольно молодая женщина, скромно, но со вкусом одетая, чем-то похожая на учительницу русского языка и литературы в какой-нибудь очень средней школе, устроила вчера такое представление, что ее не смогли успокоить сто здоровых мужиков под предводительством самого Оболенского?
Гриша оказался молодцом, перехватив ее еще на дальних подступах к передовой.
...............
Толпа ломанулась, как по команде. Это произошло настолько неожиданно, что я чуть не упал. Наверное, существует какая-то неизвестная тайная сила, руководящая массами. Примерно за десять минут до открытия, как я и предполагал, задние стали давить на передних. Это шевеление сопровождалось постепенно нарастающим гулом.
- Перестаньте шуметь! – заорал Оболенский – И не давите! Успокойтесь, или хотите, чтоб было как вчера?
Удивительно, но народ немного успокоился. «А шо было вчера? Что было?» - спрашивали те, кто приехал только сегодня.
Из посольства к вагончику пробирался недовольный человек, в сопровождении девушки и того Усатого.
То там, то здесь, в толпе раздались голоса: «Добрый день!», «Здравствуйте!», «Доброе утро!» - это кто-то из задних рядов пытался обратить на себя внимание и заработать дополнительные балы.
Недовольный человек, на приветствия не отвечал. У всех троих выражение лица было достаточно удивленным. Видимо, они не привыкли, что у посольства бывает какой-никакой порядок.
Когда за ними закрылась дверь, толпа ломанулась с новой силой. Даже окрики двухметрового предводителя не смогли на нее подействовать.
- Фланги держите! – орал Оболенский, стараясь перекричать толпу.
.......
У меня была очень неспокойная позиция, почти в центре. Справа ревел Оболенский, слева пыхтели «акопяны», а между ними стоял я, упершись в поручень.
Вдруг, мне стало тепло. Причем это была локальная теплота, в районе левого плеча. Постепенно в том месте становилось все теплее и теплее. Я хотел оглянуться, но не мог, из-за напирающих сзади.
Теплота нарастала и нарастала. Внезапно мое плечо пронзила резкая боль, как от укола или ножа. Я дернулся, но эта боль только усиливалась. В этот момент я все-таки смог оглянуться...
За спиной я увидел ту самую «суку»…
Она уже не стояла, а полувисела, вцепившись зубами в мое плечо.
- Женщина! – заорал я.
Кажется, она меня не слышала, упершись совершенно отрешенным взглядом в ту дверь, за которой пять минут назад скрылся недовольный человек.
- Женщина! - заорал я повторно, - Вы откусите мне руку и я больше не смогу играть на скрипке!
Народ засмеялся и толпа, о чудо, перестала напирать.
Ее взгляд постепенно стал более осмысленным, хватка ослабла.
- Женщина, – сказал я уже более спокойно. – Вы, наверное, сегодня еще не позавтракали?
Дамочка, наконец-то, пришла в себя, и выпустила изо рта мой пуховик.
- Ой, извините, - робко сказала она, - Ради бога, извините, сама не знаю, как такое произошло.
Рука ныла, но, зажатый в толпе, я даже не мог ею пошевелить.
- Это называется состояние аффекта! - решил блеснуть эрудицией кто-то из стоящих рядом.
- Еще раз извините, пожалуйста! – сказала обладательница четвертого номера в списке. - Я и вчера не хотела, так получилось. Что-то просто нашло, сама не понимаю...
- Говорю же, состояние аффекта! – снова подал голос тот же самый эрудит.
.......
И теперь вы будете мне говорить, что я не знаю, что такое состояние аффекта?
Да если бы не тот пуховик, то я бы печатал все это сейчас не двумя пальцами, а одним. И ждать бы вам конца этой истории еще месяц, как минимум!
.............................................
«И это все?» – удивится самый терпеливый читатель, дошедший до конца, до последнего восклицательного знака.
(А я самоуверенно полагаю, что таких читателей может быть даже целых два, причем, не считая жены).
«И это все? – возмутится этот читатель повторно, – И что, вы действительно хотели сказать, что ваш план полностью удался?» – насмешливо добавит он.
«Конечно, это очень эффектно, ради совсем не смешной истории о «состоянии аффекта», написать вступление на десять листов, – скажет тот читатель с сарказмом, - Только, что было дальше? Этот Гриша купил-таки Камаз, или нет?»
Поэтому я и решил написать эпилог.
Вредный старик или кому на «досдачу»...
Вначале все пошло гладко.
Когда в дверях возник тот самый усатый сотрудник посольства, на сцену, не без Гришиной помощи, вышел Паниковский со списком.
Первая пятерка, включая самого Паниковского и «суку» с мертвой хваткой, была запущена в вагончик. Народ продолжал напирать, но как-то по инерции, просто всем хотелось быть поближе к происходящему.
Для меня навсегда останется загадкой, что же произошло там, за дверью.
Уже через пять минут Паниковский снова был на улице. Правда, шел он не добровольно, Усатый силой тащил его к выходу.
Вредный старик сопротивлялся и упирался, как мог. Знаменитое пальто было расстегнуто, а шарф он держал в руке. «Я протестую! Это произвол! Я буду жаловаться!» - орал Паниковский, пытаясь свободной рукой ухватиться за дверной косяк.
Ситуация становилась критической, план был под угрозой.
- Вот видишь, - сказал я Оболенскому, - Я же тебе говорил, что «сука» - это животное не редкое, и не обязательно женского пола.
Усатому наконец-то удалось вытолкнуть Паниковского за дверь.
Тот еще какое-то время повозмущался, но потом все-таки покинул поле боя.
.............
Еще через несколько минут дверь снова открылась. На пороге опять появился Усатый, только без списка, что не могло не настораживать.
- Следующими будут приниматься те, у кого документы на досдачу! – выкрикнул он, и на несколько секунд установилась такая тишина, которой эти места не слышали с конца восьмидесятых.
Люди соображали, а что же это такое - «досдача»…
- Мне на досдачу! - заорал я, и рванулся ко входу, огибая Оболенского и раскрывая на ходу папку, - Вот, смотрите, мне на досдачу!
Я стал я показывать Усатому какие-то бумаги, а он смотрел на меня с подозрением, видно что-то припоминая.
Нужно было его как-то отвлечь, перевести стрелки...
Тогда я закричал, указывая на Гришу, грустно стоящего в стороне:
- И вот ему тоже на досдачу! У него пять дочек и все не его!
Пока Усатый, а с ним и все первые ряды пялились на Григория, я уже был внутри.
....
Помимо меня и Гриши (Усатый-таки пропустил его, видимо приняв историю о гришиных дочках близко к сердцу) на досдачу прошел еще Оболенский и два мужика, стоявших в задних рядах. А вот «акопяны» оплошали, наверное им было не на досдачу...
Вся процедура у меня заняла минут десять, от силы. Оболенский тоже справился быстро. Тому, что он еврей, принимавший документы поверил моментально, кто бы сомневался.
Гришу мы ждать не стали.
На пятачке перед посольством творилось что-то просто невероятное...
Но нам уже было все равно.
.....................
Да, чуть не забыл, все имена и фамилии изменены! Может, за исключением только одной...
............
Полностью:
Часть 1-я
Часть 2-я
Часть 3-я
Части 4-я и 5-я
часть пятая (последняя). Которая написана для того, чтобы как-то оправдать название рассказа.
Бравшим немецкое посольство штурмом в начале девяностых годов посвящается...
Когда на следующее утро я приехал к посольству, главные персонажи были уже на месте. До открытия оставалось еще более двух часов, но конкуренты не доверяли друг другу, поэтому не рискнули опоздать к утренней поверке. Увидев меня, «акопяны» осторожно кивнули, а вот Паниковский повел себя совсем по-другому:
- Вот этот уголовник! - заорал он, указывая на меня пальцем, - Вот этот бандит!
Несколько десятков пар глаз одновременно посмотрели на меня.
Возможно, в другой раз мне бы от такого внимания стало не по себе, но в данном случае Паниковский работал согласно плану, даже не подозревая об этом.
- Рот закрой, - вежливо сказал я, даже не глядя в его сторону.
Оставалось выяснить, кто же здесь Оболенский...
................
Народу становилось все больше. Вот появился и мой вчерашний осведомитель, скромно поздоровался, но не подошел.
Я толкался в самой середине, сея смуту и раздор, подначивая Паниковского и раздражая «акопянов». Новоприбывшие уже подходили записываться не только к ним, но и ко мне. Да, я действительно завел еще один список, разве мне жалко?
На самом деле, этим списком я преследовал совсем другую цель. Нужно было как-то выйти на того самого Оболенского, другими словами, вызвать огонь на себя.
Долго ждать не пришлось.
- Эй, ты! – услышал я голос за спиной.
В следующую секунду кто-то положил мне руку на плечо. Я чуть не присел, ощущение было такое, как будто на плечо мне положили бревно или рельсу.
Развернувшись, я ожидал увидеть лицо этого человека, но перед моими глазами оказалась только пуговица от дубленки, размером с чайное блюдце. Значит само лицо, если исходить из нормальной человеческой пропорции, должно было находится на сантиметров тридцать выше.
Я посмотрел вверх, но лица так и не увидел. Его скрывал, во всех отношениях, выдающийся подбородок, и чтобы рассмотреть подошедшего, нужно было сделать, как минимум, два шага назад.
Зато хорошо рассмотрел руку, лежащую у меня на плече.
«Если эту лапу сжать в кулак, - подумал я, - То, по размеру, он будет примерно, как у меня голова. И, кстати, по волосатости, тоже…»
Отойдя не на два, а на четыре шага, я наконец-то рассмотрел его внимательней.
Ничего не было удивительного, что Оболенский (а это был именно он) навел здесь порядок. Также стало понятно, почему другие испытывали перед ним страх. Я уже тоже был в их числе. Передо мной стоял огромный двухметровый мужик, красномордый волосатый. В светлой дубленке и норковой шапке под цвет лица, он выглядел как Йетти, который непонятно как пробрался из Тибета в Украину, и теперь пытавшийся уехать в Германию по еврейским документам.
- Эй! Это ты начал здесь новые списки? – рыкнул он угрожающе.
Народ расступился и затих.
- Давай, может, отойдем, - сказал я и прикусил язык.
Вопрос прозвучал двусмысленно, и Оболенский понял его не совсем верно. Он посмотрел на меня, как кавказская овчарка на пинчера, ухмыльнулся и сказал:
- Ну, давай отойдем, если ты так хочешь, - и первым побрел от вагончика в направлении какой-то стройки.
А я поплелся за ним, чувствуя на своей спине взгляды, в которых было что угодно, но только не сочувствие.
...............
Лучшая защита – это нападение, и данное правило работает не только на футбольном поле, но и в жизни.
Прежде всего, соперника нужно удивить или, в крайнем случае, заболтать.
Когда мы отошли метров на двадцать, я его спросил:
- Ты и есть тот самый Оболенский? – и, не дожидаясь ответа, выпалил, - У меня есть план, как избежать бардака. Ты же тоже хочешь сегодня уже покончить со всем этим?
Вопрос был, конечно, риторическим, поэтому я продолжил:
- Первым пунктом, нужно уменьшить количество списков. Идеальный вариант – один общий список, с которым все присутствующие будут согласны...
- Подожди, - перебил он меня, - А ты кто такой?
Тон Оболенского уже не был таким угрожающим, как в момент знакомства, поэтому я ответил довольно нагло:
- Какая разница, кто я такой. Главное, что у нас одинаковые цели, попасть вовнутрь, сдать эти чертовые документы и уехать домой. И чтоб "никакая сука" нам в этом не помешала!
Это был очень неплохой ход. Во-первых, напомнить о «суке», а во-вторых, говоря «нам» - я как бы делал нас уже единомышленниками.
Именно слово «сука» было решающим.
......
-Значит, без бардака? Ну и как ты себе это представляешь? – спросил он меня с интересом.
- Прежде всего, объединим все списки в один. Ума не приложу, почему вы до сих пор этого не сделали. А потом...
- А какого же хрена ты тогда еще один начал? – перебил он меня и посмотрел с недоверием.
- Понимаешь, три списка или четыре – тут уже без разницы. Даже двух достаточно, чтоб начался бардак. Подумай сам, все эти люди записались у тебя, у меня, у тех двоих, причем примерно под одинаковым номером. Вот скажи, какая разница – или ты сто первый, или сто тринадцатый? Почти никакой, ведь верно? Проблема только в предводителях, и тех, кто в первой десятке, так?
Оболенский слушал, не перебивая, и я продолжил:
- Если все нормально, то пропускают человек двадцать-тридцать. А значит пройдешь и ты и другие. И я, конечно. Может быть, не в первой пятерке, а во второй или третьей, но пройдем все! А это главное, понимаешь? И никакого бардака!
Оболенский молчал, что-то обдумывая. Наверное, свое собственное место в общем списке.
Было заметно, что он уже почти согласился, поэтому я решил описать ему свой план детально:
- Поверь, это сработает! А мне в списке надо всего лишь два места. Точнее три... – я сделал небольшую паузу и добавил скороговоркой, - Причем, два можно даже во второй десятке, а одно - обязательно в первой пятерке. Это важно!
- Чего? Не понял? – насторожился Оболенский
- Объясняю, - продолжил я спокойно, - Во-первых, для меня...
- В первой пятерке, да? – перебил он и его тон опять стал ехидно-угрожающим.
- Нет, я как раз могу и во второй десятке, - осадил я его. Второе место для Гриши. Вон он стоит.
- А этого, с какой стати? – удивился мой новый потенциальный союзник.
- Понимаешь, у него пять дочерей.
- Ну, и?
- Вот именно, и!... И все не его! – добавил я, тоном Григория, - Понимаешь?
- Аааааа, понимаю... - протянул он, хотя было видно, что причем тут эти самые дочки ему совершенно не понятно.
- А третье место - для той женщины, из-за которой вчера прекратили прием. Причем в первой пятерке.
- Чего?! – взревел Оболенский, - Ты шо! Для этой суки! Да я ее!.. Пусть только придет!.. Да я ее!.. Да она!..
- Ну да, ну да, – перебил я его. Придет, конечно, куда же она еще денется. И ты ее... При всех... Может быть.... Показательная казнь. Под аплодисменты толпы и вой милицейской сирены. Вот, только приема снова не будет, из-за бардака. Ты этого хочешь?
Оболенский замолчал. Было заметно, что до него стал постепенно доходить мой план.
Я посмотрел в сторону посольства. Народ все пребывал, а Паниковский и «акопяны» с подозрением наблюдали за нами, стоя недалеко от вагончика.
................
- А ты хитрый! – наконец-то прозрел Оболенский и дружески хлопнул меня по плечу. – Сразу видно – еврей!
- А вот по тебе хрен заметно, - ответил я, потирая ушибленное им место.
- Я чистокровный! Не веришь? – взревел он.
- Какая разница, верю я или нет, -сказал я, продолжая массировать плечо, - Главное, чтоб тебе посол поверил.
- Поверит, а если нет, то я ему это еще и покажу, - заржал он.
- Ладно, мало времени. – ответил я сухо. - Давай, лучше, зови «акопянов» и этого, в шарфе.
- Кого звать? – удивился Оболенский.
- Ну, винницких этих! В кожанках, кого еще!
- Как ты сказал? Акопяны? А ведь похожи, точно! – снова засмеялся Оболенский и пошел за руководителей конкурирующих группировок.
........................
Я вкратце объяснил им свой план.
Акопяны не возражали, а Паниковский все же поинтересовался, кто в этом списке будет первым.
- Первым запишем Вас! – ответил я ему вежливо, и даже перейдя на Вы.
Никто не возражал. Остальным сторонам было и без слов понятно, что нужно любой ценой избегать новых очагов напряженности, а любые волнения давить в зародыше.
Гордый, как индюк и сияющий, как самовар Паниковский с любовь посмотрел на меня. Мне даже показалось, что у старика возникло спонтанное желание погладить меня по голове. Но он, к счастью, сдержался. После разговора с Оболенским нервы были настолько напряжены, что достаточно было любой мелочи, и я бы сорвался.
Откуда-то возник чистый лист бумаг и химический карандаш. Заговорщики достали уже существующие списки и стали писать новый, единственно-верный.
.................
Акопяны довольствовались номером шесть. Оболенский стал девятым, я десятым, а Гриша восемнадцатым или девятнадцатым.
Под четвертым номером стоял прочерк. Оболенский сначала хотел туда вписать «сука», но я возразил. Дама уже один раз показала свою неадекватность, поэтому никакого необоснованного риска. Ни-ка-ко-го!
Время от времени к нам подходили люди, узнать какой у них теперь номер. На удивление, никто особо не возражал. Может еще и по тому, что за связи с общественностью отвечал лично сам Оболенский...
Через полчаса список был готов, всего около двухсот имен.
- А шуму-то было, как будто здесь не двести человек, а две тысячи, - подал голос старший из «акопянов».
А я вспомнил, что Паниковский предложил мне быть двести двадцать девятым...
Дело в том, что люди, выросшие в очередях за всем, что у них было в жизни, записывались в списки по многу раз.
"Зачем же?" - спросите Вы. А я вам отвечу: 1. А вдруг первый листок потеряется?; 2. А вдруг начнут принимать с конца? 3. Или с сотого номера? 4. А так, на всякий случай. 5. Не помешает...
Как тот пассажир в трамвае, из анекдота, который закомпостировал второй билетик, если вдруг потеряет первый. А если потеряет оба, то у него еще и проездной имеется...
.....
- Ну а теперь на позиции, - сказал я.
- Не понял, на какие позиции? - спросил Оболенский.
- А что не понятного? Это сейчас здесь спокойно. Только, мне кажется, что за десять минут до приема все изменится. Или ты думаешь, что «сука» - это животное редкое? Свято место пусто не бывает, надо держать подступы к вагончику, пока народ не ломанулся.
-Вот жеж, хитрый какой! - восхитился Оболенский и дружески хлопнул меня по второму плечу.
А я подумал, хорошо, что на мне надет пуховик, который хоть как-то смягчает удары...
У самого входа встал Оболенский. Я занял позицию слева от него, рядом со мной расположились «акопяны». Справа от Оболенского еще несколько мужиков из первой двадцатки.
Списки поручили Паниковскому, а самого Паниковского Грише, а то, не дай бог, вредный старик в решающий момент запаникует и все испортит.
Надо заметить, что моего «приятеля» Гришу как будто подменили. Он единственный понимал все с полуслова и совсем не был похож на вчерашнего зашибленного сумасшедшего.
........
Часть пятая (последняя). Которая написана для того, чтобы как-то оправдать название рассказа.
Первые волнения начались, когда появилась виновница вчерашних беспорядков.
По рассказам очевидцев я представлял ее себе совсем другой, толстой крикливой бабой, похожей на одну тетку, торговавшую селедкой у нас на колхозном рынке.
Я, признаться, даже удивился. Неужели именно эта маленькая еще довольно молодая женщина, скромно, но со вкусом одетая, чем-то похожая на учительницу русского языка и литературы в какой-нибудь очень средней школе, устроила вчера такое представление, что ее не смогли успокоить сто здоровых мужиков под предводительством самого Оболенского?
Гриша оказался молодцом, перехватив ее еще на дальних подступах к передовой.
...............
Толпа ломанулась, как по команде. Это произошло настолько неожиданно, что я чуть не упал. Наверное, существует какая-то неизвестная тайная сила, руководящая массами. Примерно за десять минут до открытия, как я и предполагал, задние стали давить на передних. Это шевеление сопровождалось постепенно нарастающим гулом.
- Перестаньте шуметь! – заорал Оболенский – И не давите! Успокойтесь, или хотите, чтоб было как вчера?
Удивительно, но народ немного успокоился. «А шо было вчера? Что было?» - спрашивали те, кто приехал только сегодня.
Из посольства к вагончику пробирался недовольный человек, в сопровождении девушки и того Усатого.
То там, то здесь, в толпе раздались голоса: «Добрый день!», «Здравствуйте!», «Доброе утро!» - это кто-то из задних рядов пытался обратить на себя внимание и заработать дополнительные балы.
Недовольный человек, на приветствия не отвечал. У всех троих выражение лица было достаточно удивленным. Видимо, они не привыкли, что у посольства бывает какой-никакой порядок.
Когда за ними закрылась дверь, толпа ломанулась с новой силой. Даже окрики двухметрового предводителя не смогли на нее подействовать.
- Фланги держите! – орал Оболенский, стараясь перекричать толпу.
.......
У меня была очень неспокойная позиция, почти в центре. Справа ревел Оболенский, слева пыхтели «акопяны», а между ними стоял я, упершись в поручень.
Вдруг, мне стало тепло. Причем это была локальная теплота, в районе левого плеча. Постепенно в том месте становилось все теплее и теплее. Я хотел оглянуться, но не мог, из-за напирающих сзади.
Теплота нарастала и нарастала. Внезапно мое плечо пронзила резкая боль, как от укола или ножа. Я дернулся, но эта боль только усиливалась. В этот момент я все-таки смог оглянуться...
За спиной я увидел ту самую «суку»…
Она уже не стояла, а полувисела, вцепившись зубами в мое плечо.
- Женщина! – заорал я.
Кажется, она меня не слышала, упершись совершенно отрешенным взглядом в ту дверь, за которой пять минут назад скрылся недовольный человек.
- Женщина! - заорал я повторно, - Вы откусите мне руку и я больше не смогу играть на скрипке!
Народ засмеялся и толпа, о чудо, перестала напирать.
Ее взгляд постепенно стал более осмысленным, хватка ослабла.
- Женщина, – сказал я уже более спокойно. – Вы, наверное, сегодня еще не позавтракали?
Дамочка, наконец-то, пришла в себя, и выпустила изо рта мой пуховик.
- Ой, извините, - робко сказала она, - Ради бога, извините, сама не знаю, как такое произошло.
Рука ныла, но, зажатый в толпе, я даже не мог ею пошевелить.
- Это называется состояние аффекта! - решил блеснуть эрудицией кто-то из стоящих рядом.
- Еще раз извините, пожалуйста! – сказала обладательница четвертого номера в списке. - Я и вчера не хотела, так получилось. Что-то просто нашло, сама не понимаю...
- Говорю же, состояние аффекта! – снова подал голос тот же самый эрудит.
.......
И теперь вы будете мне говорить, что я не знаю, что такое состояние аффекта?
Да если бы не тот пуховик, то я бы печатал все это сейчас не двумя пальцами, а одним. И ждать бы вам конца этой истории еще месяц, как минимум!
.............................................
«И это все?» – удивится самый терпеливый читатель, дошедший до конца, до последнего восклицательного знака.
(А я самоуверенно полагаю, что таких читателей может быть даже целых два, причем, не считая жены).
«И это все? – возмутится этот читатель повторно, – И что, вы действительно хотели сказать, что ваш план полностью удался?» – насмешливо добавит он.
«Конечно, это очень эффектно, ради совсем не смешной истории о «состоянии аффекта», написать вступление на десять листов, – скажет тот читатель с сарказмом, - Только, что было дальше? Этот Гриша купил-таки Камаз, или нет?»
Поэтому я и решил написать эпилог.
Вредный старик или кому на «досдачу»...
Вначале все пошло гладко.
Когда в дверях возник тот самый усатый сотрудник посольства, на сцену, не без Гришиной помощи, вышел Паниковский со списком.
Первая пятерка, включая самого Паниковского и «суку» с мертвой хваткой, была запущена в вагончик. Народ продолжал напирать, но как-то по инерции, просто всем хотелось быть поближе к происходящему.
Для меня навсегда останется загадкой, что же произошло там, за дверью.
Уже через пять минут Паниковский снова был на улице. Правда, шел он не добровольно, Усатый силой тащил его к выходу.
Вредный старик сопротивлялся и упирался, как мог. Знаменитое пальто было расстегнуто, а шарф он держал в руке. «Я протестую! Это произвол! Я буду жаловаться!» - орал Паниковский, пытаясь свободной рукой ухватиться за дверной косяк.
Ситуация становилась критической, план был под угрозой.
- Вот видишь, - сказал я Оболенскому, - Я же тебе говорил, что «сука» - это животное не редкое, и не обязательно женского пола.
Усатому наконец-то удалось вытолкнуть Паниковского за дверь.
Тот еще какое-то время повозмущался, но потом все-таки покинул поле боя.
.............
Еще через несколько минут дверь снова открылась. На пороге опять появился Усатый, только без списка, что не могло не настораживать.
- Следующими будут приниматься те, у кого документы на досдачу! – выкрикнул он, и на несколько секунд установилась такая тишина, которой эти места не слышали с конца восьмидесятых.
Люди соображали, а что же это такое - «досдача»…
- Мне на досдачу! - заорал я, и рванулся ко входу, огибая Оболенского и раскрывая на ходу папку, - Вот, смотрите, мне на досдачу!
Я стал я показывать Усатому какие-то бумаги, а он смотрел на меня с подозрением, видно что-то припоминая.
Нужно было его как-то отвлечь, перевести стрелки...
Тогда я закричал, указывая на Гришу, грустно стоящего в стороне:
- И вот ему тоже на досдачу! У него пять дочек и все не его!
Пока Усатый, а с ним и все первые ряды пялились на Григория, я уже был внутри.
....
Помимо меня и Гриши (Усатый-таки пропустил его, видимо приняв историю о гришиных дочках близко к сердцу) на досдачу прошел еще Оболенский и два мужика, стоявших в задних рядах. А вот «акопяны» оплошали, наверное им было не на досдачу...
Вся процедура у меня заняла минут десять, от силы. Оболенский тоже справился быстро. Тому, что он еврей, принимавший документы поверил моментально, кто бы сомневался.
Гришу мы ждать не стали.
На пятачке перед посольством творилось что-то просто невероятное...
Но нам уже было все равно.
.....................
Да, чуть не забыл, все имена и фамилии изменены! Может, за исключением только одной...
............
Полностью:
Часть 1-я
Часть 2-я
Часть 3-я
Части 4-я и 5-я
